|
© Альтшуллер Г., Фелицын В. Библиотечка журнала "Советский воин", № 2 (309), 1957.
ТАЙНА ТРОЙНОГО УДАРА
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
Стрелка спидометра указывала на цифру "30". У опытного мотоциклиста, - а Георгий Владимирович Строев считался одним из лучших гонщиков столицы, - такая скорость на хорошем шоссе вызывает лишь чувство досады. Постовой милиционер на шестом километре удивленно поглядел вслед проехавшему Строеву: "Не поздоровался... не нарушает дозволенную скорость... Странно".
Впрочем, всё объяснялось просто. Если для постового милиционера скорость машин делилась на дозволенную и недозволенную, то у Строева существовала несколько более сложная и отнюдь не предусмотренная правилами движения взаимосвязь между скоростью езды и настроением. В настроении мечтательном он предпочитал скорость от тридцати до сорока километров. Когда Строев обдумывал не решенные за неделю конструкторские задачи, стрелка указателя подходила к пятидесяти. Если скорость еще возрастала, это значило, что произошел неприятный разговор с начальством, которое далеко не всегда приходило в восторг от смелых технических идей Строева. Между цифрами "60" и "90" лежала скорость, на которой Строев отдыхал.
Обычно чередование скоростей было довольно закономерным. Каждый субботний вечер, выбравшись из сутолоки городских улиц на просторное шоссе Москва - Ярославль, Строев резко увеличивал скорость машины. Стрелка спидометра, однако, недолго задерживалась на цифре "50". Талантливый авиаконструктор, Строев быстро решал технические задачи. Быстро... и необычно. Эта необычность и была причиной того, что большую часть пути Строев ехал со скоростью шестьдесят километров в час. Только за Покровским, свернув на ярко освещенный участок шоссе, Строев прибавил газ.
Ниже цифры "40" стрелка спидометра опускалась очень редко. И не только потому, что Строев любил быструю езду. Двенадцать лет прошло после гибели Марины Черных, и за все эти годы Строев ни разу не был по-настоящему влюблен. Но сегодня...
Под мягкий рокот отлично работающего мотора Строев перебирал в памяти сегодняшние события.
Вызов к министру... Строев давно ожидал этого разговора, однако, входя в кабинет, изрядно волновался. Министр был не один - в стороне, на диване, сидела девушка. Еще с фронта, где Строев все четыре года прослужил в армейской контрразведке, у него сохранилась привычка с одного взгляда, как бы фотографируя, надолго удерживать в памяти лица. Девушка была настолько хороша, что Строев понял: на этот раз особых усилий памяти не потребуется. Первое впечатление оказалось таким сильным, что он смутился, и заранее продуманный рассказ о сделанных им предложениях утратил первоначальную стройность. Министр, однако, слушал с интересом, улыбался, расспрашивал о деталях. Когда Строев умолк, министр ридвинул к нему раскрытый портсигар и сказал:
- Итак, Георгий Владимирович, если я правильно понял, вами недовольны потому, что вы не столько конструируете, сколько изобретаете? Я могу предложить вам работу, где вас будут ругать только в том случае, если вы не будете изобретать. Хотите поехать к Ионесяну?
Строев недоверчиво посмотрел на министра:
- Николай Константинович, это... серьезно? Тот кивнул и подошел к девушке:
- Познакомьтесь, товарищи. У вас одно назначение - к Ионесяну. Людмила Александровна Бурцева, инженер по радионавигационному оборудованию. Георгий Владимирович Строев, конструктор, изобретатель, автор многих новшеств, к сожалению, еще не признанных консерваторами из руководимого мною министерства.
Бурцева улыбнулась и протянула руку... У железнодорожного переезда Строев повернул мотоцикл назад, в город. Министр просил его зайти в девять часов вечера, взять несколько писем. До назначенного времени оставалось около сорока минут, нужно было спешить. Строев прибавил газ, и мотоцикл рванулся вперед, обгоняя попутные машины.
Постовой милиционер на шестом километре увидел привычную картину: словно слившись с машиной, Строев мчался на скорости, которую никак нельзя было назвать дозволенной...
* * *
В приемной министра Строева встретил незнакомый молодой человек и, спросив фамилию, пригласил пройти в кабинет. Строев открыл дверь, шагнул... и вздрогнул от удивления: за письменным столом министра сидел генерал Славинский, бывший его начальник по армейской контрразведке.
- Аркадий Степанович! Вот уж не ожидал...
- А я ожидал, - вставая из-за стола, ответил генерал. - Садитесь, Георгий Владимирович. Разговор предстоит основательный.
Строев знал эту привычку генерала: сперва - без всяких предисловий - дело, а потом всё остальное. За десять лет, что они не виделись, Славинский заметно постарел, хотя держался он по-прежнему прямо, а в глазах, как и раньше, поблескивал огонек.
...Откинувшись на спинку кресла, Строев смотрел, как генерал крупными шагами ходит из угла в угол. Старая привычка. Вот так ходил Аркадий Степанович и в сорок первом, в землянке под Волховом, когда возникло запутанное дело Решетова...
- Что вы знаете, капитан, о конструкторском бюро Ионесяна?
Забытое уже воинское звание как бы вернуло Строева в прошлое, и он ответил коротко, по-военному:
- Бюро создает стратоплан с атомным двигателем. Находится на Урале, в Красногорске. - Строев на минуту задумался, потом добавил: - До Ионесяна работой руководил член-корреспондент Академии наук Илья Павлович Карпенко. После его смерти - это было месяцев шесть-семь назад - назначили Ионесяна.
- Что вы знаете о смерти Карпенко?
- Почти ничего: говорили, что это самоубийство.
- Всё?
- Да, всё.
- Тогда, капитан, посмотрите это, - Славинский подвинул к Строеву лежавшую на столе папку. - Читайте внимательно, не спешите.
Строев открыл папку. Первое, что он увидел, была фотография Карпенко. Строев слушал его лекции еще до войны, когда учился в авиационном институте, и именно таким запомнил Карпенко: смелый, решительный взгляд из-под пушистых бровей, лукавая улыбка. Илья Павлович любил пошутить и даже на лекциях часто рассказывал такое, что в аудитории долго не смолкал смех...
Перевернув страницу, Строев углубился в чтение. Интуиция следователя - то, за что его и ценил Славинский, - подсказывала: смерть Карпенко - не самоубийство.
Полтора года назад особое конструкторское бюро Карпенко приступило к проектированию стратоплана с атомным двигателем. Предполагалось, что стратоплан сможет подниматься на высоту до четырехсот километров и развивать скорость свыше семи тысяч километров в час. Конструкция стратоплана многим отличалась от обычных скоростных самолетов. Поэтому всё - от двигателя до навигационных приборов - пришлось создавать заново. Бюро Карпенко было пополнено новыми отделами и лабораториями и слито с экспериментальным заводом, на котором должен был монтироваться стратоплан "К-10".
Конструкторское бюро тщательно охранялось. По специальному приказу была введена двойная система охраны. Наружное наблюдение за территорией бюро, испытательными стендами и примыкавшим к бюро заводом вела внешняя охрана. Отдельный караул постоянно дежурил внутри четырехэтажного здания бюро.
Семь месяцев назад, ноябрьским вечером, в кабинете у Карпенко состоялось совещание. Кроме самого Карпенко, на нем присутствовало пять человек: заместитель главного конструктора Ионесян, ведущий конструктор моторной группы Ларионов, заведующий химической лабораторией Коренберг, руководитель радиотехнической группой Самарцев и конструктор Веденеев. Совещание закончилось в семь сорок. Карпенко проводил сотрудников до дверей приемной, попрощался и вернулся в кабинет. Ларионов, Самарцев и Веденеев спустились к ожидавшей их машине и уехали. Ионесян и Коренберг сошли на третий этаж (кабинет Карпенко находился на четвертом этаже), разошлись по своим кабинетам и тоже уехали - почти одновременно - через час.
Прошло еще полчаса. На столе у начальника караула зазвенел телефон. Лейтенант поднял трубку и услышал голос жены Карпенко. Она сказала, что не может дозвониться в кабинет к мужу, и просила, если это возможно, напомнить ему, что дома ждут гости. Лейтенант позвонил по внутреннему телефону, но Карпенко не отвечал. Через десять минут лейтенант вновь позвонил, но и на этот раз Карпенко не снял трубку телефона.
Тогда начальник караула в сопровождении своего помощника поднялся на четвертый этаж. Солдат, дежуривший на лестничной площадке третьего этажа, доложил, что после окончания совещания никто на четвертый этаж не поднимался. Лейтенант и сержант прошли вдоль длинного коридора в приемную Карпенко. Дверь в кабинет была плотно прикрыта, сквозь кожаную обивку глухо доносилась музыка. Лейтенант постучал. Карпенко не ответил. Подумав, что радиопередача мешает Карпенко услышать стук, лейтенант приоткрыл дверь. Карпенко лежал на полу, в крови... Рядом валялся пистолет.
Через несколько минут в бюро приехал начальник областного управления Комитета государственной безопасности. Тщательный осмотр кабинета, бюро и всей прилегающей к нему территории ничего не дал. Сразу же было установлено, что пистолет принадлежал Карпенко. Никаких хоть сколько-нибудь подозрительных следов в кабинете обнаружить не удалось. Три акта медицинской экспертизы (Строев обратил внимание, что на них стоят различные подписи) утверждали, что смерть последовала примерно через 30-40 минут после совещания, судя по всем обстоятельствам - в результате самоубийства.
Вслед за актами медицинской экспертизы в папку были подшиты протоколы допроса свидетелей-сотрудников Карпенко, участвовавших в совещании, и членов его семьи. Сотрудники рассказывали, что во время совещания Карпенко был в очень хорошем настроении и, хотя он сильно устал за последнее время, шутил и смеялся, как обычно.
Жена и дочь Карпенко также не могли вспомнить никаких обстоятельств, объясняющих неожиданное самоубийство. Наконец, в деле лежала фотокопия странички из блокнота Карпенко. На следующий день он намечал ряд дел, в том числе покупку подарка жене ко дню ее рождения...
Закрыв папку, Строев обдумывал прочитанное. Славинский вполголоса спросил:
- Что скажете, капитан?
- Трудно поверить, Аркадий Степанович, что Карпенко мог из-за какого-нибудь пустяка покончить жизнь самоубийством. Либо были очень серьезные причины, либо... Либо это убийство.
- Что-нибудь кажется вам подозрительным?
- Пока только одно: нет никаких объяснений мотивов самоубийства. Славинский продолжал шагать из угла в угол.
- После смерти Карпенко работа над стратопланом сильно затормозилась. Кое-кто предлагал даже отложить проектирование или передать его другому конструкторскому бюро. Но полгода назад руководителем бюро был назначен профессор Ионесян. Ему удалось восстановить положение, наладить работу. Талантливый человек. Вы, капитан, наверное, помните его по институту.
- Да, помню. Прекрасный конструктор. Я учился по его учебникам. Сейчас ему лет 65-68. Больное сердце, но увлекается городками. Да и рыбной ловлей, кажется, занимался. Помню, он по субботам выезжал со студентами на ночную рыбалку.
- Ну, эти сведения несколько устарели. В последнее время Ионесян строго выдерживал предписанный ему врачами режим.
- Выдерживал? Вы хотите сказать...
- Да, капитан, я не оговорился. Ионесян умер. Вчера днем.
С напряженным вниманием Строев слушал рассказ генерала о смерти Ионесяна.
Ничто не предвещало несчастья. Как обычно, Ионесян пришел в бюро в десять утра. Поздоровался с секретарем, пошутил по поводу не вовремя наступившей жары и прошел в кабинет. Сквозь приоткрытую дверь была слышна музыка включенного приемника. Секретарю даже показалось, что Ионесян - это случалось с ним только при самом хорошем настроении - что-то напевает. Постепенно в приемной стали собираться начальники отделов. Ровно в десять тридцать секретарь вошла в кабинет доложить о прибывших сотрудниках. Ионесян лежал на диване, рука его безжизненно упала на пол. На лице застыла гримаса ужаса или боли. Вызванный немедленно врач констатировал смерть, наступившую в результате инфаркта миокарда. Проведенная вслед за этим медицинская экспертиза подтвердила первоначальное заключение.
Ничего подозрительного в кабинете обнаружить не удалось. Не дало никаких результатов и специальное исследование проб воздуха. Было высказано предположение, что смерть Ионесяна могла быть вызвана воздействием сильного радиоактивного излучения - в институте велись работы по созданию атомного двигателя для стратоплана. Однако установленные в кабинете контрольные приборы показали совершенно незначительную величину радиации...
- И, тем не менее, капитан, в этом деле есть обстоятельства, заслуживающие самого серьезного внимания: обе смерти неожиданные, обе - в одном и том же служебном кабинете. Это не случайное совпадение.
- Значит, всё-таки убийство?
Славинский придвинул кресло и сел рядом со Строевым.
- Вы, Георгий Владимирович, сами понимаете, какое значение имеет строительство стратоплана. И если из ста процентов хотя бы один за то, что Карпенко и Ионесян убиты, мы должны раскрыть все обстоятельства дела.
- И предупредить третий удар, если он последует.
- Да. Но это очень нелегко. Есть, вообще говоря, четыре направления, в которых мы можем действовать.
Первое направление - исследование обстоятельств, при которых погибли Карпенко и Ионесян. Здесь, однако, тупик. Нет ни одной ниточки, за которую можно было бы ухватиться для начала. Необычен только сам факт гибели двух ведущих конструкторов. Но в том, как они погибли, нельзя пока уловить ни одного сомнительного момента.
Второе направление - исследование аналогичных случаев, попытка по "почерку" найти преступника. Но и здесь тупик. Таких случаев у нас еще не было. Карпенко и Ионесян убиты - если это убийство - так, что преступник не оставил абсолютно никаких следов. А ведь люди не летают на крыльях, не могут проходить через стены. А если и проходят, то оставляют следы. Следы!.. В этом вся загвоздка. Почему нет никаких следов?
Славинский поднял голову:
- Есть, капитан, третье направление: нужно проверить личные дела сотрудников конструкторского бюро и экспериментального завода. Здесь два "но". Это процесс длительный. А время для нас - исключительно важный фактор. Где гарантия, что завтра не будет нанесен новый удар? И второе. Документы могут быть в полном порядке: судя по всему, мы имеем дело с очень сильным и предусмотрительным врагом. Во всяком случае, мы будем действовать по этому направлению с максимальной энергией. Но этого недостаточно. Остается четвертое направление - наблюдение за дальнейшими действиями врага. Это - главное направление. Здесь у нашего противника самое уязвимое место. Ведь убийство двух конструкторов - не самоцель. Это только средство задержать или сорвать строительство стратоплана. Сейчас работа над стратопланом продолжается. Значит, враг должен предпринять дальнейшие шаги.
- Против третьего конструктора?
- Или против самой конструкции, против стратоплана. И вот здесь вернее всего можно обнаружить противника. И это должны сделать вы, Георгий Владимирович.
- Почему именно я, Аркадий Степанович?
- Вы - авиаконструктор, значит, сможете заметить всякую шероховатость в работе бюро. А опыт контрразведчика поможет вам проанализировать причины, сделать правильные выводы.
Славинский посмотрел на Строева и, прочитав в его глазах молчаливое согласие, продолжал:
- Главным конструктором сейчас назначен Веденеев. Вы - на его прежнее место, руководителем первой конструкторской группы. Вылетите в Красногорск завтра, в двенадцать сорок. Работы у вас, Георгий Владимирович, будет достаточно. Монтаж стратоплана начался, но кое-что не ладится. Трудновато без Карпенко и Ионесяна. Думайте, изобретайте, но помните: рядом притаился враг. Чтобы обнаружить его, Георгий Владимирович, анализируйте каждую мелочь, которая хоть в какой-нибудь мере может вызвать подозрение. Я приеду в Красногорск через неделю. Будем поддерживать контакт. Запишите номера телефонов... И еще одно, - Славинский наклонился к Строеву, - с таким врагом, капитан, нам еще не приходилось сталкиваться. Это что-то новое. И сильное. Поэтому будьте осторожны. Очень осторожны... Вот всё, Георгий Владимирович. А теперь рассказывайте, как жили до сих пор и почему еще не женились...
* * *
- Итак, друзья, монтаж стратоплана закончен, - поблескивая стеклами пенсне, Веденеев оглядел собравшихся в кабинете сотрудников. - Жаль, что Илья Павлович и Арам Хачатурович не дожили до этого дня... В четверг прилетит министр, в пятницу первое, пока неофициальное, испытание. Взлет - с Зеленого озера.
- Кто будет пилотировать, Сергей Григорьевич?
- Вы, Трайнин, это ваше право. Вы испытывали все самолеты Карпенко, испытаете и этот. Ну, а всё-таки, честно скажите, страшновато?
Трудно было поверить, что Трайнину шел уже пятый десяток. Седые виски нисколько не старили его, морщинки у глаз казались просто лукавым прищуром.
- Страшновато, Сергей Григорьевич, чего греха таить. Да ведь в первый раз страшнее было...
За пять месяцев, которые Строев проработал в бюро, сотрудники оценили его достоинства: изобретательность, огромную работоспособность, эрудицию, чувство юмора. Кое-кто из молодежи начал даже подражать Строеву. Со многими из сотрудников у Строева установились дружеские отношения. Особенно сблизился с ним Самарцев.
Игоря Александровича Самарцева Строев помнил еще по институту, - тот, правда, учился на другом факультете и был на курс старше Строева. В институте Самарцев считался одним из самых способных студентов. До сих пор ходили легенды о защите Самарцевым дипломного проекта. Это был единственный в истории института случай, когда дипломная работа студента была, по представлению ученого совета, принята и утверждена Высшей аттестационной комиссией в качестве кандидатской диссертации. Самарцева сразу же направили в бюро, которым руководил Карпенко. Старик остался доволен молодым инженером: Самарцев в первый же год работы сделал несколько оригинальных изобретений. Спокойный, выдержанный, Самарцев вызывал симпатию у всех знавших его.
Строеву дали квартиру в коттедже, где жил Самарцев. Они подолгу беседовали вечерами, вместе проводили выходные дни. Познакомившись поближе с Самарцевым, Строев обнаружил у него еще два особенно интересовавших его достоинства. Во-первых, Самарцев когда-то увлекался мотоспортом. Хорошо разбирался в конструкции мотоциклов, знал наизусть таблицу рекордов и фамилии лучших гонщиков. Из сарая был извлечен мотоцикл с коляской. Строев, оставивший свою машину в Москве, немедленно принялся вносить улучшения, разбирал и собирал двигатель. Самарцев запротестовал было, но потом махнул рукой и в свободное время сам стал помогать Строеву.
Второе замечательное качество Самарцева состояло, по мнению Строева, в том, что он совершенно равнодушно относился к Людмиле Бурцевой, работавшей в его группе. Он даже одобрительно смотрел на несколько более частые, чем это вызывалось деловой необходимостью, визиты Строева в радиотехническую лабораторию.
Первое время после приезда в Красногорск Строев изредка видел Бурцеву. Было много работы, да и Бурцеву сразу же окружило такое количество поклонников, что в стенгазете появилась чья-то карикатура: для учета разбиваемых Бурцевой сердец спешно устанавливается быстродействующая счетная машина... Но постепенно Строеву стало необходимо слышать голос Бурцевой, видеть, хотя бы издали, как она, склонившись над чертежной доской, что-то подсчитывает на логарифмической линейке.
Однажды Строев оказался в столовой за одним столиком с Бурцевой и Самарцевым. Разговаривал он с Игорем Александровичем, но смотрел на Бурцеву. Наконец она не выдержала и спросила:
- Георгий Владимирович, что это вы на меня так печально смотрите?
- Жалею, Людмила Александровна, что в наши дни нет злых драконов, коварных волшебников и прочих Кащеев. Хотелось бы вас от кого-нибудь спасти. Раньше я еще надеялся, что вы как-нибудь упадете в речку и я вас героически вытащу. Но в прошлое воскресенье увидел вас в бассейне... Увы, если кто-то из нас и будет в роли спасаемого, то уж никак не вы...
- Рано отчаиваетесь, Георгий Владимирович, - Самарцев погрозил пальцем, - у вас еще есть блестящая возможность спасти Людмилу Александровну от чудища, имя которому - Скука. А вместо меча и прочих доспехов могу вручить вам два билета в театр на сегодняшний спектакль. Мне идти некогда: вечером у меня в радиоклубе лекция.
С этого вечера Строев стал чаще встречаться с Людмилой Александровной. Самарцев по этому поводу заявил: "У Бурцевой началась новая эра - эра Строева..."
Но Строев ни на минуту не забывал о задании генерала. Мысль машинально вновь и вновь возвращалась к тому, что он увидел и услышал за день. Все эти месяцы Строев внимательно приглядывался к сотрудникам, анализировал малейшие странности в их поведении, подмечал каждую шероховатость в работе коллектива. И всё-таки ему не удалось обнаружить даже отдаленного намека на что-либо подозрительное. Лишь интуиция разведчика говорила: враг где-то вблизи, но притаился, ждет, может быть, готовит новый удар.
Дважды за это время Строев беседовал с приехавшим в Красногорск Славинским. У генерала тоже не было новых сведений. Проверка личных дел сотрудников института велась тщательно и методично, но пока не дала никаких результатов. И всё-таки оба были уверены: враг есть. Строев чувствовал, что приближается решительный момент. Если гибель Карпенко и смерть Ионесяна - дело вражеских рук, значит, кто-то стремится сорвать работу над созданием стратоплана. Сейчас монтаж стратоплана закончен. Враг, несомненно, захочет что-то предпринять. Но что именно? Как? С какой стороны ждать удара? Никаких следов, никаких подозрений, никаких намеков...
* * *
- Теперь я вижу, Георгий Владимирович, что ваши изобретательские способности сильно преувеличены. Вы два месяца возились с мотоциклом; я думала, что он после этого приобретет какие-нибудь чудесные свойства...
В этот воскресный день, последний перед испытанием стратоплана, Строев, Самарцев и Бурцева выехали на мотоцикле за город. Поздней осенью окрестности Красногорска были особенно красивы. Дорога - широкое накатанное шоссе - шла мимо высоких холмов, заросших сосновым лесом. Местами там, где не было деревьев, почва казалась красноватой: Красногорский район был богат железной рудой.
- Ошибаетесь, Людочка... У мотоцикла три новых свойства. Во-первых, вы почти не слышите шума мотора. Во-вторых, машина теперь намного выносливее. Если не верите на слово, могу свернуть на проселочную дорогу. Наконец, скорость раза в полтора больше. Сейчас убедитесь.
Строев прибавил газ, мотоцикл легко, почти бесшумно рванулся вперед. Стрелка спидометра уверенно ползла вверх. Строев искоса посматривал на Бурцеву. Раскрасневшаяся от быстрой езды, с блестящими от восторга глазами, она была очень хороша...
Из-за поворота, метрах в ста впереди, выскочила темно-синяя машина с красной полосой на корпусе, развернулась и резко остановилась, преградив дорогу мотоциклу. Строев выжал сцепление и плавно затормозил.
- К сожалению, у нашей машины нет еще четвертого свойства, - слезая с заднего сиденья, сказал Самарцев, - она не застрахована от справедливых посягательств милиции...
Поддерживая рукой кобуру пистолета, к мотоциклу приближался лейтенант милиции. Строев повернулся к Самарцеву: 
- Вспомните-ка американского физика Роберта Вуда... Куда же вы, Игорь Александрович? - сказал он, видя, что Самарцев вдруг шагнул в сторону. - От милиции никуда не денешься. Платите штраф: мотоцикл ваш.
Штраф действительно пришлось уплатить. Однако настроение нисколько не ухудшилось.
- Всё-таки приключение, - смеялась Людмила. - Помните, Георгий Владимирович, вы меня от драконов и волшебников спасать хотели? Ну, а милиция, она кто - дракон?
- Она - волшебница, - ответил за Строева Самарцев. - Понимаете, друзья, все утро думал, что купить - пластинки с песенками Ива Монтана или объектив для фотоувеличителя. Появилась милиция, взяла штраф, и теперь незачем ломать голову... Самарцев помолчал минуту, потом вдруг спросил: - Георгий Владимирович, вы что-то хотели рассказать про Вуда? Строев улыбнулся.
- Однажды Роберт Вуд - он уже был тогда известным физиком - проскочил на машине красный сигнал светофора. Полисмен хотел его оштрафовать. Вуд начал ему доказывать, что при движении красный свет может восприниматься как зеленый: длина волны становится короче. Полисмен задумался, потом спросил, на какой скорости это бывает. Вуд назвал скорость - огромную цифру. Тогда полисмен взял под козырек и сказал: "В таком случае, сэр, я вас оштрафую за недозволенную скорость"...
* * *
С наблюдательного пункта серебристый стратоплан, еле заметно покачивающийся на волнах Зеленого озера, казался игрушкой. В десять тридцать Трайнин закрыл люк. В томительном ожидании прошли две минуты, потом стратоплан вздрогнул и устремился вперед, поднимая высокие буруны ослепительно искрившейся на солнце воды. Казалось, неведомая сила легко выхватила из воды серебряную птицу и бросила ее в воздух. Пробив низко нависшие облака, "К-10" скрылся от взоров наблюдателей. Все повернулись к экрану локатора. Самарцев включил радиосвязь.
- Я - Земля, я - Земля... Как слышимость? Отвечайте. Я - Земля...
Голос Трайнина, раздавшийся из приемника, был настолько близок, что Веденеев, стоявший рядом с динамиком, вздрогнул и едва не выронил пенсне.
- Я - Комета. Слышимость хорошая... Всё в порядке... На взлете машину сильно раскачивало. В остальном никаких замечаний. Скорость эн-два. Высота ка-четыре. Иду выше. Самочувствие хорошее.
- Комета, Комета, почему не включаете ускоритель Строева?
- Ускоритель включен. Скорость эн-четыре. Иду вверх... Высота ка-шесть, восемь... девять... Выключаю ускоритель... Перехожу на горизонтальный полет...
Несколько минут Трайнин молчал. На экране локатора луч указателя скорости дрожал у цифры "6000". Потом резко подскочил до "6700", - видимо, Трайнин вновь включил ускоритель.
- Комета, Комета, как самочувствие?
- Ничего, держусь...
Строев с тревогой посмотрел на Самарцева. В голосе Трайнина было что-то необычное... Министр взял микрофон у Самарцева:
- Виктор Владимирович, идите на посадку. Это - приказ. Повторите.
Несколько минут динамик молчал, потом раздался хриплый, изменившийся до неузнаваемости, голос Трайнина:
- Иду на посадку...
- Комета, что случилось? Отвечайте!
Динамик молчал. На экране локатора быстро мелькали цифры: стратоплан стремительно шел вниз. "380"... "320"... "290"...
- Комета, Комета, что случилось? Отвечайте! Стратоплан с нарастающей скоростью несся к земле. Оторвавшись от экрана локатора, Строев мгновенно охватил взглядом бледного, как полотно, Самарцева, застывшую у микрофона фигуру министра, судорожно схватившегося за воротник Веденеева, растерянные лица конструкторов...
- Комета, Комета, отвечайте, отвечайте...
Из динамика донесся неясный хрип, потом все отчетливо услышали:
- Не... могу...
* * *
Первые дни после катастрофы со стратопланом Строев жил в каком-то тяжелом полусне. Строев работал, говорил с людьми, улыбался. Он казался спокойным и подтянутым, но внутреннее напряжение дошло до предела.
Исчезли последние сомнения: враг есть. И это исключительно сильный враг, абсолютно неизвестный и пока неуязвимый. Карпенко, Ионесян, Трайнин... Три смерти, три тяжелых удара.
Даже разоблачение врага не уменьшит тяжести потери. Было мучительно сознавать собственное бессилие.
...Освещая фарой редких прохожих, Строев медленно вел мотоцикл по окраинной улице Красногорска. У будки телефона-автомата он выключил зажигание, сошел с машины и, помедлив несколько секунд, набрал номер телефона Славинского:
- Здравствуйте, Георгий Владимирович, - голос Славинского звучал так спокойно и ясно, что Строев сразу почувствовал себя бодрее. - Приезжайте сейчас ко мне, угощу малиновым вареньем...
Строев понял, что есть какие-то новости, повесил трубку и быстро пошел к мотоциклу. Через несколько минут машина остановилась перед небольшой, почти совсем закрытой деревьями дачей. По едва заметным искоркам в глазах генерала, по тому, что Славинский несколько сильнее, чем обычно, встряхнул его руку, Строев решил, что новости должны быть хорошими.
- Ну, Георгий Владимирович, чай вас ждет. Малинового варенья, правда, нет, но зато я вам расскажу кое-что любопытное. Вы слесаря Фролова знаете?
- Авдеича? Конечно. Он лет двадцать работает в бюро. Отличный слесарь, "золотые руки", но есть грех - любит выпить. Впрочем, только в свободное время.
- А что он пьет, вы знаете?
Строев удивленно посмотрел на Славинского. Было видно: генерал не шутит. Но какое могло иметь значение, что именно пьет Фролов? Строев молча пожал плечами.
- Тогда, Георгий Владимирович, пейте чай и слушайте. Степан Авдеич Фролов, или Авдеич, как вы его называете, любопытный человек...
Строев слушал с интересом: в хорошем настроении генерал любил и умел рассказывать, с легким юмором подчеркивая каждую забавную деталь.
- Авдеич пьет только наливки и ликеры собственного изготовления. Начал он заниматься их приготовлением почти полвека назад и, кажется, достиг с тех пор многого. Во всяком случае даже из такой малоподходящей вещи, как капуста, он умеет приготовить наливку "Во саду ли, в огороде". А изготовление обычной вишневой наливки старик довел до степени высокого искусства... Вы, наверное, помните, Георгий Владимирович, что французский ученый Дженнер, создавший прививку против оспы, испытал эту прививку прежде всего на себе. Авдеич десятки раз повторял подвиг Дженнера: каждый новый сорт наливки он испытывал сам. Конечно, не всегда это проходило гладко. Например, после испытания ликера "Лирический" Авдеич два дня пролежал в постели. Поднявшись, он внес некоторые изменения в рецепт изготовления ликера и переименовал его в "Вышиби дух". Об Авдеиче дважды писали в газетах. Сперва в "Красногорской правде" появилась заметка под названием "Коллекционер ликеров". Корреспондент, которого Авдеич угостил ликером "Эликсир бодрости", не пожалел хвалебных слов по адресу "энтузиаста-коллекционера". Через месяц сообщение об опытах Авдеича вновь попало в газету, на этот раз под рубрикой "Происшествия". Дело в том, что, собираясь на поминальный обед к родственникам, Авдеич вместо стакана наливки "Грусть-тоска" выпил по ошибке пол-литра ликера "Новаторский", после которого ему всегда приходили в голову оригинальные и смелые мысли. К родственникам Авдеич не попал. На пригородном шоссе у него появилась идея: а что если бы автомашины двигались только задним ходом - тогда шофёрам не нужны были бы зеркала, чтобы видеть идущие сзади машины... Авдеич тут же попытался остановить движение и растолковать водителям преимущества нового метода. За этим его и застал постовой. Заключительную часть своего выступления Авдеич, как вы догадываетесь, произнес уже в отделении милиции.
Генерал налил Строеву второй стакан чаю и продолжал:
- А теперь, Георгий Владимирович, внимание - подходим к самому главному.
Последние три месяца Авдеич работал над созданием наливки "Субботняя". По его замыслу после стакана такой наливки человек должен проснуться только через сутки. В прошлую субботу Авдеич испытывал свою наливку. Проспал он благополучно до понедельника, утром встал - и в бюро. Голова, конечно, трещит... Вы помните, где находится аэродинамическая лаборатория?
- Да, конечно. На четвертом этаже, недалеко от кабинета главного конструктора.
- Так вот, в понедельник Авдеич работал в этой лаборатории. Вместе с техником Кудряшовым они монтировали новые приборы. Часам к одиннадцати-двенадцати, точно Авдеич не помнит, он подошел к окну (говорит, что хотел подышать свежим воздухом). Это единственное окно, из которого виден тот уголок кабинета Веденеева, где стоит радиоприемник. И вот здесь основное: Авдеич увидел, как кто-то подошел к приемнику и вытащил оттуда какую-то деталь. Что это был за человек, Авдеич не узнал. Мы проверили - разглядеть действительно трудно. Авдеич весь день думал об этом, а вечером пришел к нам.
- Это мог быть сам Веденеев.
- Нет, до двух часов Веденеев был на заводе и в кабинет не заходил.
- Фролов - честный человек и, кажется, вне подозрений. Если бы он был абсолютно трезв, ему вполне можно было бы верить, но...
- В том-то и дело, Георгий Владимирович, что старику могло показаться. Но вот факты. В тот же день Веденеев обнаружил, что приемник не работает, и отдал его в радиотехническую лабораторию.
- Чего же не хватало в приемнике?
- Всё было на месте. Перегорела одна из ламп. Ее сменили, и вечером приемник вновь поставили в кабинет Веденеева.
- Значит, если Авдеич прав, лампу не вынули, а заменили?
- Возможно. Но обратите внимание: таких ламп в магазине сколько угодно, по девять рублей штука. Какой смысл был брать лампу из приемника, когда проще было ее купить?
- Значит, всё это Авдеичу показалось?
- Есть еще одно объяснение. Человек мог просто сломать лампу, не вынимая ее из приемника.
- Зачем?
- Этого я не знаю.
Генерал достал из кармана кителя две бумажки и положил их перед Строевым.
- Вот список работников бюро, заходивших в первой половине понедельника в кабинет Веденеева. Как видите, двенадцать фамилий. А вот второй список. Это те, в личных делах которых найдены небольшие пробелы. Подчеркиваю - очень и очень небольшие. Заметьте, пять фамилий в обоих списках совпадают: инженеры Коренберг, Самарцев, Носова, техники Алпатов и Розов.
- Нужно продолжить проверку.
- Это уже делается. Но проверки мало. Нужно признать: враг нанес третий удар, но по-прежнему остался неуязвимым. И мы должны менять тактику, если не хотим вообще проиграть. Три тяжелых удара... Это - в пассиве. А что мы имеем в активе?
- Кое-что всё-таки есть, Аркадий Степанович. Во-первых, мы теперь твердо убеждены в том, что всё это не цепь случайностей, а действия врага. Во-вторых, рассказ Фролова обращает внимание на деталь, которая оставалась незаметной раньше, - радиоприемник. В-третьих, проверка выделяет группу лиц, хоть в какой-то степени подозрительных.
- Есть еще одно соображение, капитан. Пожалуй, самое важное. Во всех трех случаях работали радиоприемники. Начальник караула, обнаруживший труп Карпенко, отмечает, что в кабинете работал приемник. Музыку слышала и секретарь Ионесяна. Наконец, во время гибели Трайнина в кабине стратоплана действовала рация.
- Для чего может быть нужен приемник? Заглушить шум? Отвлечь внимание?..
Генерал задумчиво помешивал ложечкой в стакане, потом отодвинул его, встал и подошел к окну.
- Строительство стратоплана имеет исключительное значение, - генерал говорил вполголоса, как бы размышляя вслух. - Тяжело признать, но пока враг торжествует. Значит, мы где-то допустили ошибку. Но где? В чем? Теперь очевидно, что средства убийства, которые применяет враг, - это нечто новое. А мы пытались обнаружить их старыми, обычными методами. В этом, пожалуй, наш просчет. Нужно менять тактику. Враг действует не как
разведчик, а как изобретатель, имеющий в своем распоряжении какое-то новое оружие. Значит, и мы должны действовать не как контрразведчики, а как инженеры, изобретатели. Нужно разгадать техническую основу убийства. Это ключ ко всему.
Славинский подошел к Строеву и положил ему руку на плечо.
- Мы запросили ученых, может быть, они помогут разобраться. Но время не ждет. Каждую минуту может последовать новый удар. Сейчас вся надежда на вас, Георгий Владимирович. Забудьте, что вы контрразведчик. Каким образом убиты Карпенко и Ионесян? Как выведен из строя стратоплан? По-видимому, мы имеем дело с каким-то новым техническим средством, новым оружием. Но каким? Если враг нашел его, должны найти и вы. Думайте как инженер, как изобретатель. Последовательно проанализируйте все мыслимые варианты. Если версия с радиоприемниками мешает, отбросьте ее, хотя, мне кажется, это не случайное совпадение.
Трое суток прошло после разговора с генералом. Все эти дни были наполнены напряженной работой. После разговора с генералом исчезло мучившее Строева чувство бессилия. Мысль работала четко, уверенно. В
действие вступила отточенная логика изобретателя. Постепенно отбрасывая варианты, он упорно сжимал кольцо поисков. Найти решение пока не удавалось, но Строев чувствовал, что он на верном пути.
По вечерам Строев кружил на мотоцикле по городу - так легче было сосредоточиться. На третий вечер он забрался почти на самую окраину Красногорска и, когда хотел уже повернуть к центру, мотор фыркнул и остановился: кончилось горючее. Достать бензин можно было только у какого-нибудь шофёра, но машин на улице не было. Строев посмотрел на часы, поднял воротник реглана и присел на край тротуара.
Моросил дождь. Бродячий пес, доверчиво виляя хвостом, подошел и лег у ног Строева. Машинально гладя повизгивающую собаку, он забыл об окружающем. Строев методично исследовал один вариант за другим.
- Эврика, пес, эврика, - прошептал вдруг Строев. - Понимаешь, старина, кажется, я нашел.
И вдруг в радость, охватившую Строева, ворвалась тревожная мысль: "Но если так, то сегодня ночью, сейчас, может быть, в эту минуту, враг покушается на Веденеева!" Строев вскочил так стремительно, что пес от неожиданности и испуга сделал отчаянный прыжок в сторону. Только нажав на стартер мотоцикла, Строев вспомнил: нет бензина. Огляделся. Впереди поворот. Окраина города. Отсюда до бюро было не меньше пяти-шести километров. Строев и раньше неплохо бегал, но на этот раз он мчался с такой скоростью, что спешивший домой с ночного поста милиционер оглянулся и подумал: "Пожалуй, стоило бы ввести ограничение скорости и для пешеходов".
Тяжело дыша Строев ворвался в будку автомата, набрал номер служебного телефона Веденеева: в эту ночь главный конструктор оставался в своем кабинете, подготавливая доклад для комиссии, расследовавшей обстоятельства гибели стратоплана. Протяжные гудки... Веденеев не отвечал. Неужели поздно? Строев бежал из последних сил. Здание бюро было рядом. Поворот... еще поворот...
Секунды, в течение которых начальник караула проверял пропуск, показались Строеву часами. Вместе с лейтенантом и двумя солдатами Строев взбежал на четвертый этаж, проскочил приемную и рванул дверь кабинета...
В кресле, у радиоприемника, под звуки пятой симфонии Чайковского мерно похрапывал Веденеев. Щека его была перевязана платком, на тумбочке стояла начатая бутылка коньяка - единственное средство от зубной боли, которое признавал главный конструктор...
Строев выключил приемник, осторожно, чтобы не разбудить Веденеева, снял заднюю крышку, выдвинул панель и несколько минут копался в путанице проводов, ламп, катушек, сопротивлений. Потом достал перочинный ножик и осторожно вывинтил маленькую деталь, похожую на электрический конденсатор.
Выйдя из бюро на улицу, Строев несколько минут ждал, надеясь увидеть какую-нибудь машину, потом чертыхнулся и побежал. Звонить долго не пришлось: генерал спал чутко. Открыв дверь, Славинский пропустил Строева.
- Слушаю, Георгий Владимирович.
- Думаю, что задача решена, Аркадий Степанович.
- Рассказывайте последовательно.
- Если вы разрешите, я хотел бы заглянуть в энциклопедию. Это многое объяснит мне самому. Помнится, у вас есть том на "и".
Генерал вышел в соседнюю комнату и через несколько минут вернулся с книгой в темно-синем переплете. Строев быстро перелистал, нашел нужное место.
- Так, еще одно подтверждение... Ну, а теперь объясню по порядку. Правда, это не так просто. Ведь, по существу, вы, Аркадий Степанович, поставили передо мной не разведывательную, а изобретательскую задачу. А ход мыслей изобретателя... - в этом сам чёрт ногу сломит. Нет готовых и ясных формул, нет стандартных приемов. Я перебрал десятки вариантов, пока не вышел на правильный путь. Ход моих размышлений примерно таков. Задача врага была ясна: сорвать строительство стратоплана. Но как? Пока шло проектирование, была только одна возможность, а именно: убрать главного конструктора. Это могло замедлить темпы работы. Врагу нужно было убрать Карпенко. Но каким образом убить человека, чтобы его смерть не вызвала никаких подозрений? Есть только один способ - заставить его совершить самоубийство. Это нелегко. Чем повлиять на его психику? Радиоактивные излучения и химия отпадают: вы знаете, что исследование не дало положительных результатов. Электромагнитные колебания? Это может находиться в какой-то связи с приемником. Но я последовательно перебрал в памяти все известные мне сведения о физиологическом действии радиоволн. Ничего похожего. Кроме радиоволн, приемник излучает звук. Обычный звук - это колебания воздуха с частотой от двадцати до двадцати тысяч в секунду. Такой звук при очень большой интенсивности может вызвать боль в ушах - и только. К тому же звук был бы услышан. Ведь секретарь Ионесяна сидела в соседней комнате. Ультразвуки - акустические колебания высокой частоты - обладают мощным биологическим действием, но совсем другого характера: они разрушают живые клетки. Остается одно - инфразвуки, неслышимые звуки низкой частоты... Под действием инфразвуков человеческий организм испытывает сильную боль, раздражение. Вот что написано в энциклопедии: "при больших амплитудах инфразвуки ощущаются, как давление и даже как боль. Так, например, бывают случаи, когда пассажиры, сидящие в троллейбусе, при работе компрессора воздушного тормоза, не слыша звука, ощущают боль в ушах". Влияние, как видите, чисто физиологическое. Но если в сотни, в тысячи раз увеличить мощность инфразвуков? Тогда соответственно увеличится и их физиологическое действие. И за каким-то порогом оно неизбежно должно повлечь за собой и психическую реакцию...
- Продолжайте.
- Признаюсь, Аркадий Степанович, я не был совершенно убежден в правильности этой идеи. Нужно было проверить ее. Я решил поехать домой - книг по акустике у меня достаточно. И вдруг мелькнула мысль: сегодня ночью Веденеев работает у себя в кабинете. Меня прямо в дрожь бросило. Я хорошо знаю его привычку - работать под музыку. Вот я и прибежал в бюро. Тут уж было не до книг, приходилось на практике проверять правильность идеи.
- И как?
Строев вытащил из кармана бумажный сверток, развернул его и положил на стол небольшой металлический предмет.
- Этот генератор я снял с приемника.
- А Веденеев?
- Приемник работал, но Веденеева спасла зубная боль. Он выпил коньяку и крепко заснул. Видимо, во время сна инфразвук, как и обычный звук, действует неизмеримо слабее.
- Итак, орудие убийства - мощный генератор инфразвука?- Да. Этот излучатель, видимо, чертовски остроумно устроен. Судя по всему, мощность его очень велика. На утомленного человека мощный инфразвук, особенно вблизи, может оказать настолько сильное действие, что нервы сдадут, человек потеряет контроль над собой и рука потянется к пистолету. Так, видимо, было с Карпенко. У Ионесяна просто не выдержало сердце. А Трайнин... Я уверен, что в рацию стратоплана был вмонтирован еще более сильный генератор. В маленькой кабине создалось исключительной силы инфразвуковое поле. Инфразвук не слышим, Трайнин и не подозревал об этом. Несколько минут он боролся с действием инфразвука, но потом потерял управление...
- Ну, что ж, версия убедительная. Завтра генератором займутся ученые. А мы перейдем к поискам врага. Теперь это будет легче. Знаете, Георгий Владимирович, в контрразведке, пожалуй, можно сформулировать такое правило: "Скажи мне, какое у тебя оружие, и я скажу, кто ты". Как вы думаете, капитан, где надо искать?
Ответ у Строева был готов давно. Но по тону, каким генерал задал вопрос, Строев понял: у Славинского есть свое мнение, говорить поспешно не стоит. Он помолчал, вновь перебирая все соображения.
- Скорее всего, Аркадий Степанович, это кто-то из сотрудников радиотехнической лаборатории. Для этого и нужно было врагу повредить радиоприемник, чтобы он попал на ремонт. Во время ремонта генератор и был вмонтирован.
- Вывод вероятный, но пока недоказанный. Это мог быть и сотрудник другого отдела. В каком отделе работает враг - с этого мы и начнем поиски, - генерал задумался, потом продолжал: - Враг уверен в успехе. Три удара он нанес. Поможем ему нанести четвертый - на этом мы его и поймаем с поличным... Завтра Веденеев объявит, что вся документация передается в Москву. Врагу это на руку: представится возможность одним ударом уничтожить все материалы. Карпенко и Ионесян убиты, на Веденеева он уже нацелился, стратоплан разбит. Если еще уничтожить документы - не останется ничего. Понимаете, как это выгодно врагу? Он должен действовать, обязательно должен, иначе сводятся на нет все его успехи. Ведь в другом бюро его уже не будет.
На утренней пятиминутке Веденеев (он всё еще ходил с завязанной щекой) объявил: по приказу министра нужно в двухдневный срок подготовить к отсылке в Москву всю техническую документацию по стратоплану. Руководителей отделов и групп Веденеев предупредил: задержек и опозданий не должно быть. Начальнику секретной части приказал немедленно по окончании работы уничтожить все черновики, наброски, записи.
Никогда еще в бюро не было такой мрачной тишины. Все понимали: работу над стратопланом будут заканчивать другие...
Через день, в назначенное Веденеевым время, ведущие конструкторы сдали папки с документацией, чертежи, расчеты. Веденеев запер все материалы в несгораемый шкаф, у которого на эту ночь был установлен специальный пост - двое автоматчиков.
К шести часам вечера бюро опустело. А еще через пятнадцать минут Славинский, Веденеев и Строев вошли в кабинет и открыли сейф. В нем было шесть папок - по числу отделов. Генерал внимательно осмотрел все папки и отложил материалы радиотехнического отдела. В одном месте на картонной обложке этой папки было едва заметное на ощупь утолщение. Славинский и Строев переглянулись. Генерал перочинным ножом надрезал обложку - под ней оказалась ватка, смоченная какой-то жидкостью.
- Старый прием, Георгий Владимирович. Догадываетесь? - Генерал оторвал обложку и передал ее Строеву.
- Так точно. По-видимому, фосфор, растворенный в сероуглероде! Судя по запаху, здесь еще и бензол. Через полчаса, примерно, фосфор должен воспламениться.
- Что ж, проверим.
Ждать пришлось недолго. Через сорок минут оторванная обложка бурно воспламенилась и в несколько секунд сгорела дотла...
- Что теперь? - спросил Веденеев генерала.
- Пока ничего. Но вы не беспокойтесь, Сергей Григорьевич, всё будет в порядке.
- Я в этом уверен. Ну, доброй ночи, товарищи.
- Всего хорошего.
Генерал отпустил автоматчиков, охранявших сейф, сел на диван и указал Строеву на кресло.
- В радиотехнической лаборатории работает шестнадцать человек.
- Одного, во всяком случае, можно не считать, товарищ генерал.
- Кого?
- Бурцеву. Она приехала сюда уже после гибели Карпенко и Ионесяна.
- Пусть так. Но кто из пятнадцати?
- Мне кажется, Аркадий Степанович, что это Самарцев.
- Доказательства?
- Первое - он в списке лиц, заходивших в кабинет Веденеева. Во-вторых, вы говорили, что у него в личном деле какой-то пробел, что-то неясно.
- Кроме него, в кабинет Веденеева заходили еще двое сотрудников радиолаборатории. - Кротов и Макаров. А в личном деле у него пробел потому, что в Минске, где он жил до войны, погибли в период оккупации многие документы. Всего не удалось восстановить. Как видите, пока ничего особенно подозрительного нет.
- Вот еще одно доказательство!
Строев положил перед генералом лист бумаги, исписанный мелким, но очень четким (строевским, как говорили в институте) почерком. Славинский надел пенсне и взял бумагу. В правом верхнем углу было написано: "Вильям Сибрук, "Роберт Вуд", 1946 год, страница 267". Под надписью шел текст: "Джон Болдерстон репетировал в "Лайрик" пьесу, где время действия должно было во время одного затемнения сцены переноситься от наших дней к 1783 году. Как сделать "перескок" психологически и эмоционально эффективным - эту задачу предложил решить Вуд. Его идея заключалась в том, что очень низкая нота, почти не слышимая, но колеблющая барабанную перепонку, производит ощущение "таинственности" и сообщает зрителям необходимое настроение. Это было выполнено с помощью органной "сверхтрубы", длиннее и толще, чем те, которые применяются в церковных органах. Трубу решили испытать на репетиции. Только Вуд, Лесли Ховард, Болдерстон и постановщик Джильберт Миллер в зале знали, что произойдет. Вопль с затемненной сценой означал перерыв в 145 лет. Здесь включали "неслышимую" ноту Вуда. Последовал эффект, вроде того, который предшествует землетрясению. Стекло в канделябрах старинного "Лайрик" зазвенело, и все окна задребезжали. Всё здание начало дрожать, и волна ужаса распространилась на Шэфтсбюро Авеню".
- Значит, Вуд первым применил инфразвуки? Но какое отношение это имеет к Самарцеву?
- Во время прогулки - это было накануне испытаний стратоплана - наш мотоцикл остановила милиция. В этот момент я упомянул имя Вуда в связи с совсем другим эпизодом, но Самарцев, услышав это, сделал движение, как будто собираясь бежать. Через какую-то долю секунды он овладел собой. Сначала я приписал поведение Самарцева появлению милиции, но, видимо, именно сочетание милиции и упоминания о Вуде и произвело на него такое впечатление.
- Возможно, Георгий Владимирович, но это только косвенная - и очень слабая - улика.
- Но совокупность косвенных доказательств...
- ...всё же менее убедительна, чем одно прямое доказательство, - улыбаясь, закончил генерал.
- Что же делать дальше, Аркадий Степанович? Славинский в раздумье перелистал папку радиотехнического отдела, потом ответил Строеву:
- Сегодня мы можем сделать еще один вывод. Враг настолько уверен в своей неуязвимости и нашей растерянности, что выбрал для уничтожения документов довольно простой прием. Вот этой его самоуверенностью и надо воспользоваться. Знаете, капитан, что мы сделаем? Вы вывинтили генератор из приемника, но враг об этом ведь не знает. Как он будет вести себя, если посадить его самого - как бы случайно - у этого радиоприемника? Если он выдаст себя - здесь его и нужно арестовать. Пока он растерян, ошеломлен. Судя по всему, это матерый шпион. При других обстоятельствах он будет долго изворачиваться, врать, хитрить. А надо, чтобы он быстро выложил всё - его действия могут оказаться звеном большой цепи.
* * *
Звонок гремел настойчиво и требовательно. Людмила захлопнула книгу, мельком, взглянула на часы и пошла к двери.
- Георгий Владимирович! Что-нибудь случилось? Заходите, пожалуйста...
- Извините, Людочка, за поздний визит. Людмила с удивлением смотрела на Строева. Сияющее лицо, новый отлично сшитый макинтош, огромный букет белых роз.
- Сегодня ровно пять месяцев и одна неделя со дня нашего знакомства. По этому случаю опустошил оранжерею в подшефной нашему бюро школе. На мое счастье дежурили девицы - они понимают, что человеку иногда бывают необходимы цветы.
- Спасибо, Георгий Владимирович! Чудесные цветы!
- Одевайтесь, Людочка, мы идем гулять.
- Половина двенадцатого, Георгий Владимирович!
- Правильно. Поэтому обычную двухчасовую программу одевания уместно сократить вдвое...
Когда они вышли, Строев предложил:
- Идемте к реке?
...Лунный свет на реке - это очень красиво. Река кажется серебристой, мягкой, ласковой. Но в темную, безлунную ночь река шумит угрожающе, таинственно, враждебно. В этом есть своя - и не меньшая - прелесть. Строев и Людмила молча смотрели на кажущуюся в темноте безбрежной Красногорку. Каждый думал о своем. Строев находился в том приподнятом настроении, которое испытывает каждый изобретатель, когда задача, долго не поддававшаяся, решена наконец красиво и верно. Людмила... Но еще никому не удавалось отгадать мысли девушки, когда ее рука лежит в руке небезразличного ей человека, а с темного неба заговорщически подмигивают звёзды...
Когда на следующий день Людмила вошла в лабораторию, сотрудники молча сидели на своих местах, никто не работал. Людмила вопросительно посмотрела на подошедшего Самарцева. Тот вполголоса сказал:
- Утром, когда открыли сейф, оказалось, что вся документация уничтожена, сгорела.
В тот же день в конструкторское бюро прибыла специальная комиссия. Председатель комиссии генерал Славинский вызывал сотрудников в кабинет Веденеева и подолгу беседовал с каждым. В конце дня Строев позвонил Славинскому. Генерал ответил коротко: "Всё в порядке. Ждите". "Всё в порядке" - это значило, что все сотрудники, приглашенные Славинским в кабинет Веденеева, спокойно сидели у работающего приемника, ничем не обнаруживая растерянности или волнения. "Ждите" означало, что утром, по договоренности с генералом, Строев будет приглашен вместе с Самарцевым в кабинет Веденеева. Всё было решено заранее: где сядет Строев, где усадить Самарцева, когда включить приемник. И всё-таки ожидание было томительным...
Строев занялся расчетами. Ему хотелось до конца разгадать тайну инфразвукового генератора, понять, каким образом достигается такая высокая мощность излучения. Дело в том, что звуковые генераторы дают обычно тем большую мощность, чем выше тон излучения, то есть чем больше частота звуковых колебаний. Каким же образом генератор Самарцева (Строев уже не сомневался, что генератор вмонтирован Самарцевым) дает столь мощные колебания низкой частоты?
Колонки цифр покрывали лист за листом. Строев вел расчет быстро и уверенно - пригодилось хорошее знание математики. В половине одиннадцатого, когда на столе лежало семь мелко исписанных листов бумаги, Строев встал, закурил и подошел к открытому окну. Вывод, к которому он пришел, был очень прост. Если сложить два звуковых колебания, постоянных по силе и немного отклоняющихся друг от друга по частоте, то получится одно колебание переменной интенсивности - оно будет то нарастать, то сходить на нет. Такое колебание называется в физике "биением". Частота биения равна разности частот складываемых колебаний. Например, если сложить колебания с частотами 5030 и 5000, то биение будет иметь частоту 30. Можно поступить иначе: сложить 10-15 колебаний, совсем немногим отличающихся друг от друга, например 5010, 5009, 5008, 5007. Частота биения и в этом случае будет равна разности крайних частот, но само биение изменится: оно превратится в ряд отдельных, очень коротких, но мощных импульсов. Именно так и должен был работать генератор Самарцева. В нем вырабатывалось несколько колебаний высокой частоты, которые складывались и давали мощные и неслышимые инфразвуковые импульсы...
Утром Строева и Самарцева вызвали к генералу. Когда они вошли в кабинет, Славинский что-то записывал в блокнот.
- Здравствуйте, товарищи. Прошу садиться, - он указал Самарцеву на кресло у радиоприемника, Строеву - на диван. - Я через несколько минут закончу.
- Товарищ генерал, разрешите включить пока приемник. Сейчас передают репортаж со стадиона "Динамо": сборная СССР - сборная Франции.
- Пожалуйста, товарищ Строев, и погромче. Мне не помешает - я и сам старый болельщик.
Строев включил приемник, повернул регулятор настройки. Послышался голос диктора: "Идет четырнадцатая минута второго тайма: счет по-прежнему ноль-ноль..."
Откинувшись на спинку дивана, Строев незаметно наблюдал за Самарцевым. Тому было явно не по себе. Он побледнел, ерзал в кресле, несколько раз порывался встать и наконец обратился к генералу:
- Я выйду. Разрешите?..
Славинский и Строев переглянулись. Улыбаясь, генерал сказал Самарцеву:
- Да что вы, товарищ Самарцев, я сейчас заканчиваю.
Самарцев судорожно вцепился в подлокотники кресла... "Мяч у Жака Арно, Жариков пытается его отнять, но Арно сильным ударом передает мяч шестому номеру, Клоду Ришару..." 
Рванув воротник рубахи, Самарцев поднялся с кресла. Почти одновременно вскочил и Строев.
- Сесть, Самарцев!
Самарцев почти упал в кресло. С выражением дикого ужаса смотрел он на приемник, потом повернулся к генералу. Славинский вытащил из ящика стола папку.
- А ведь документы не сгорели, Самарцев. Узнаёте свою папку?
Несколько секунд Самарцев жадно глотал воздух, как будто его что-то душило. Потом сказал:
- Выключите приемник... скорее...
* * *
- Садитесь, Самарцев, - генерал кивком указал на стул у стены. Несколько минут в комнате царило молчание. Генерал внимательно рассматривал Самарцева. Строев поглядывал в окно. Стенографистка точила карандаш.
За полчаса Самарцев осунулся, лицо стало каким-то желтым, щека нервно вздрагивала. Генерал не начинал допроса. Опыт подсказал ему: Самарцев сейчас мечется в поисках выхода, не знает, говорить или запираться. Отказываться, изворачиваться - значит терять последнюю надежду. Говорить - значит выдать всё, может быть, еще неизвестное.
На лице Самарцева генерал ясно читал следы внутренней борьбы, неуверенности. Расчет оказался правильным: неожиданный арест привел Самарцева в смятение, ему трудно было собраться с мыслями...
Но вот на лице Самарцева отразилась решимость.
- Я скажу всё. Мне хорошо известно, что только это может спасти мне жизнь. Учтите: сведения, о которых я сообщу, имеют огромное значение. Они относятся не только к моему делу. И если бы не мое признание, вы никогда не узнали бы о них. Прошу учесть это.
- Говорите, Самарцев.
- Моя фамилия Подхлебнов. Подхлебнов Алексей Владимирович. Отец - известный до революции адвокат, эмигрант. Жил я в Париже. Еще до войны отец связался с иностранной разведкой... - Подхлебнов назвал страну. - Меня с детства готовили к этой роли. До войны трижды был в СССР - туристом. В сорок шестом году западноберлинская полиция задержала демобилизованного советского солдата Самарцева. По внешнему виду он был очень похож на меня. Родных у него после войны не осталось. Это облегчило мою работу. После специальной подготовки в Россию с документами Самарцева поехал я. У Самарцева была справка, что он кончил два курса Минского института связи. Это помогло мне поступить на третий курс авиационного института. Для дипломной работы мне передали с запада изобретение, о котором советские ученые еще не знали. Я выдал это изобретение за свое. Успешная защита, присуждение кандидатской степени открыли мне дорогу в конструкторское бюро Карпенко. Перед отъездом в Красногорск я получил через связного инфразвуковой излучатель. Об устройстве его я дам письменные показания. Пока важно другое: он позволяет получить огромную интенсивность излучения, которая способна травмировать психику человека. Передали мне еще несколько описаний новых изобретений по радиотехнике. Я снова выдал их за свои собственные. Карпенко назначил меня руководителем радиотехнической группы. Пользуясь своим положением, я мог легко установить генератор в радиоприемник Карпенко: все радиоприемники конструкторского бюро ремонтировали в моей лаборатории. Генератор был снабжен тепловым реле. Когда приемник разогревался, реле включалось.
- Вы не опасались, что люди, нашедшие труп Карпенко, могут обнаружить и инфразвуковое излучение?
- Нет. Расчет абсолютно точный: войдя в комнату и убедившись, что Карпенко мертв, человек обязательно выключит приемник. Тут уж не до музыки. К тому же инфразвук действует не сразу...
Несколько минут Подхлебнов молчал. Славинский спросил:
- Всё?
- Нет. Теперь - самое главное. Еще раз прошу учесть: говорю добровольно, мог бы скрыть.
- Говорите.
- Это было в тысяча девятьсот сорок пятом году... Вот что рассказал Подхлебнов:
...Десять лет назад на яхте "Норвей", в Атлантическом океане, состоялось секретное совещание политических деятелей и руководителей разведки одного из западных государств. На совещании присутствовал человек, которого остальные называли "профессор". Почти все время "профессор" молчал. В конце совещания он резко обрушился на руководителей разведки. "Профессор" обвинял их в приверженности к старым, отжившим методам шпионажа и диверсий. Эпоха шпионажа, говорил он, основанного на подкупах, выслеживании и тому подобном, окончилась. Шпионаж должен быть перестроен на научных основах. Это значит: сосредоточить усилия только на важнейших объектах, разрабатывать каждую операцию до последней детали, совершенно не рассчитывать на случайность, не использовать сообщников - они обычно попадаются первыми и губят дело. В заключение "профессор" выложил на стол несколько папок - это были планы "научно разработанных" операций... Заканчивая рассказ, Подхлебнов сказал:
- Мне удалось кое-что узнать об этом только потому, что я считался особенно надежным человеком и от меня скрывали меньше, чем от других. Операция, которую проводил я, имела номер три. О других операциях я ничего не знаю, они совершенно независимы...
- Итак, один-ноль, - сказал Строев, когда Подхлебнова увели.
- Ошибаетесь, капитан. В лучшем случае один-один. Мы потеряли Карпенко, Ионесяна, Трайнина. Стратоплан разбит. И самое главное - где-то продолжает действовать враг. Они начали десять лет назад. Вы понимаете, что это значит? Они могли многое сделать за это время!..
Славинский быстро шагал по ковру.
- "Научный шпионаж" - это ерунда. Такая же бессмыслица, как "мокрый огонь". Но наука на службе шпионажа - это страшная сила. Наука, направленная на организацию диверсий, на убийства...
Такой науке можно противопоставить только другую науку, служащую человеку во имя счастья, жизни, мира... Мы не имеем права ждать, пока нам нанесут следующий удар. Можно заранее сказать: он будет тяжелым. Нужно предупредить врага, обнаружить его, обезвредить. Мы, Георгий Владимирович, разоблачили Подхлебнова не случайно. Как бы "научно" ни была задумана диверсия, ее осуществляют люди. И здесь у нас огромное преимущество перед врагом: его агенты работают, в конечном счете, только за деньги. Собственная шкура им дороже всего. В решающие моменты они не выдерживают. Вот и у Подхлебнова не хватило силы воли: излучатель из приемника мы вынули, а он не мог усидеть, не выдержали нервы. Люди - вот что решает в конечном счете... Первое задание вы выполнили. Теперь второе...
Генерал открыл папку.
|
|
|
|
|
