© Г. Альтов. Сб. «О литературе для детей: Ежегодник» — Л.: Детская литература, 1968. – Вып.13.— С.45—65.

ЧТОБЫ СТАТЬ ПРИНЦЕССОЙ

Мы часто подходим к фантастике с оценками, подсказанными личными вкусами и пристрастиями. Фантастика многообразна, она не сводится только к Ж. Верну, как не сводится только к Г. Уэллсу или Р. Бредбери. Такими личными пристрастиями грешат статьи «Научная фантастика — что это такое» и «В мире движущейся действительности» Ариадны Громовой («ДЛ», 1966, №№ 5, 6) и «Начало галактического братства» А. Бритикова («ДЛ», 1966, № 3), начавшие разговор о проблемах современного развития научной фантастики. В отличие от этих статей, предназначенных для широкого круга читателей, моя работа рассчитана на людей, знающих факты (и не только элементарные) и желающих серьезно поразмышлять над проблемами развития этого жанра.

В 1967 году Комиссия по научно-фантастической литературе Союза писателей Азербайджана опросила 700 читателей — школьников, студентов, рабочих, инженеров. Был в нашей анкете и такой вопрос: «Чего, по Вашему мнению, недостает современной советской фантастике?»

Подавляющее большинство опрошенных ответило: новых фантастических идей.
По однотипной анкете Клуб любителей фантастики МГУ опросил еще 714 человек. Результат тот же. Читатели считают отсутствие новизны недостатком №1.

За последние годы литературный уровень фантастики заметно поднялся. Одновременно появились и тревожные симптомы: фантастика ощутимо утрачивает свежесть идей, приемов, ситуаций и, в конечном счете, сюжетов. Все чаще появляются произведения, написанные вполне профессионально, но лишенные новизны. Очередные пришельцы, машины времени, низведенные до уровня трамваев, встречи с динозаврами и мамонтами, недоразумения с биотоками, бунты глуповатых роботов — эти стандартные темы в стандартном исполнении составляют, по меньшей мере, половину современной фантастики.

* * *

Может показаться, что я ломлюсь в открытую дверь. Свежие мысли, свежие краски, свежие идеи — разве их значение не очевидно!

Увы, далеко не всем очевидно. Вот характерное высказывание: «Раз функция детской научной фантастики — познание, значит, фантастический ключ, открывающий каждый сюжет, может быть простым (сравнительно с взрослой фантастикой) и даже использованным ранее». (С. Сахарнов. Дети. Фантастика. Время. — В сб. О литературе для детей. Вып. 10. Л., «Детская литература». 1965. стр. 145). Тут отчетливо видно, как подводится фундамент под тезис о возможности и даже вроде бы необходимости повторов. Детская фантастика объявляется познавательной. А дальнейшее прямо вытекает из этого, ибо повторение — мать учения...

Подобные суждения обусловлены, прежде всего, плохим знанием читателей. В анкете, о которой я уже говорил, был вопрос: «Что привлекает вас в фантастике?» Тут же следовал подробный перечень: острый сюжет, логика раскрытия тайны и т. д. Девятиклассники выделили три пункта:
— логика раскрытия тайны:
— рассказ о будущем;
— человек в необычайных условиях.

Десятиклассники ответили так:
— логика раскрытия тайны;
— острый сюжет;
— парадоксальность.

Юные читатели, таким образом, совсем не относятся к фантастике как к дополнительному источнику знаний. В этом плане современная фантастика не может конкурировать с научно-популярной литературой. ФАНТАСТИКА УЧИТ ДЕТЕЙ САМОСТОЯТЕЛЬНО МЫСЛИТЬ. Она говорит: ты попал в такие-то (описывается — какие) необычайные обстоятельства, что ты будешь делать? Она спрашивает: перед тобой тайна, смог бы ты найти разгадку! Она подталкивает: смотри, что будет завтра, готовься жить в этом новом мире!

Логика раскрытия тайны, взгляд в будущее, острый сюжет, парадоксальность — все это требует от фантастики новизны, свежести, самобытности. Стертыми от частого использования «ключами», повторением старых приемов не вызовешь интереса к тайне, не увлечешь картиной будущего, не научишь самостоятельно думать.

***

Исследовательский корабль «Дискавери» ушел «сам по себе» в космос, оставив на крошечном Фобосе, спутнике Марса, всю команду...

Такова завязка рассказа В. Слукина, Е. Карташева «Последний командир «Дискавери», опубликованного в десятом номере журнала «Пионер» за 1967 год. Это типичный пример «упрощенной» фантастики. Давайте посмотрим, за счет чего достигается «упрощение».

Двести лет «Дискавери» блуждал в космосе. Когда к нему приближались другие корабли, он стрелял в них из противометеоритной пушки: автоматы не могли отличить корабль от метеорита. В конце концов была послана специальная экспедиция. МП-149, корабль экспедиции, сблизился с «Дискавери». Командир МП-149 Пименов, надев скафандр, перебрался на борт старого корабля.

Почему же «Дискавери» улетел с Фобоса? Оказывается, все просто. На пульте управления есть кнопка «Запуск»; «случайно оторвавшийся проводок» от кнопки то включает, то выключает двигатели...
Ситуация настолько «упрощена», что становится откровенно нелепой. Ни один автомобиль не уезжал «сам по себе» из-за «случайно оторвавшегося проводка». За всю историю авиации ни один самолет не взлетел «сам по себе» в небо из-за случайно включенных двигателей. Чтобы это произошло, потребовалось бы специально отключить защитную блокировку, а затем в должном порядке соединить десятки «проводков». Нелепа и история с противометеоритной пушкой, которая без разбора палит по метеоритам и по кораблям. Давно существует радиолокационная система опознавания. На самолетах устанавливают несложный прибор, который ловит сигнал и специальным кодом отвечает, что он «свой». (М. Н. Гончаренк о. — Кибернетика в военном деле. М.: Изд-во ДОСААФ, 1963. стр. 122).

На абсурдном фундаменте возводится здание рассказа. Разумеется, Пименов «случайно» задевает коварный «проводок». И двигатели «Дискавери» включаются. МП-149 «случайно» оказывается под дюзами «Дискавери»: «антенны оплавлены», обнаружить, куда умчался «Дискавери», невозможно.

Полгода летит Пименов на «Дискавери». На корабле — исправная рация. Но разобраться в этой «старой схеме» кажется Пименову невозможным. Зато он нашел рычаг, поворотом которого можно взорвать корабль. Зачем этот рычаг? Вот ответ: «Пименов так и не смог точно узнать, для чего был сделан такой рычаг». Через полгода «Дискавери» встретился со спасательным кораблем. По своему передатчику Пименов связался со спасателями. Следует оживленный разговор в таком духе: «Что нового дома? — Все в порядке...» В светской беседе Пименов, конечно, не удосужился сообщить спасателям об опасности. А между тем корабли сближаются. В нужный момент происходит еще одна случайность: радиосвязь прерывается. «Пименов спохватился — он до сих пор не отключил противометеоритную пушку». Если запуск двигателей по воле «случайно оторвавшегося проводка» — чистый абсурд, то выключение пушки действительно можно произвести, разорвав какой-нибудь «проводок». Пименов и не думает об этом. Он суетливо мечется по кораблю («Пименов снова подскочил к пульту управления. Где же ручка поворота?»), потом вспоминает о рычаге, поворотом которого можно взорвать корабль. И хватается за рычаг...

Юному читателю предложен рассказ о героизме, о самопожертвовании. Но ситуация создана нагромождением технических ляпсусов и элементарных логических несообразностей. Из-за этого исчезает достоверность, необходимая, чтобы читатель воспринял случившееся как подвиг. Даже нетребовательный читатель спросит в конце: а почему Пименов за полгода не узнал, как выключается пушка? Да и сам Пименов, совершающий — по воле авторов — одну глупость за другой, не вызывает ни уважения, ни сочувствия. Научно-фантастическое «упрощение», как всегда, оборачивается художественной беспомощностью.

* * *

Лучшая гарантия от научных ляпсусов — вообще не затрагивать науку и не придумывать ничего нового. На этот счет существует даже специальное теоретическое обоснование. Вот как излагает его Ю. Борев: «Техника и наука развиваются столь бурно, что они внутри себя способны уже прогнозировать дальнейшее свое собственное движение... предвосхищения возникают внутри самой науки и техники, и в любой популярной статье читатель может найти суперфантазии о предвидимом будущем. Поэтому сегодня фантаста в первую очередь интересуют не только и не столько возможности технического прогресса, сколько его предполагаемые общественные следствия» (Симпозиум «Творчество и современный научный прогресс». Тезисы и аннотации. 1966, стр.30—31).

Итак, вся многообразная фантастика сведена к одному поджанру — фантастике социальной. Технология творчества упрощается: писателю остается черпать из популярных статей «суперфантазии» и рассматривать их «предполагаемые общественные следствия».

В этом направлении развивалось, например, творчество А. Днепрова. Лет десять назад А. Днепров выступил с фантастическими памфлетами. В то время спорили о возможностях кибернетики: можно ли создать «человекообразных» роботов, будут ли эти роботы умнее человека, опасно ли «общество роботов» для человеческого общества и т. д. В рассказах А. Днепрова рассматривались «общественные следствия» этих кибернетических «суперфантазий». Роботы тогда привлекали всеобщее внимание, рассказы были написаны талантливо, А. Днепров быстро покорил читательскую аудиторию.

Шло время. Выяснилось, что экзотические роботы — далеко не главное в кибернетике. Новая наука замахивалась на большее. Она изучала сложные системы — общество, производство, человека. Использовала точные методы математики для исследования широкого круга проблем в биологии, социологии, экономике. И в рассказах А. Днепрова возникла отчетливая «антикибернетическая» направленность. Писатель не поспевал за бурно развивающейся наукой, перестал понимать ее устремления и, в конечном счете, начал раздраженно выступать против науки вообще. Рассказ «Игра» вызвал резкую отповедь академика В. Глушкова. После рассказа «Случайный выстрел» появилась статья доктора физико-математических наук Я. Хургина. Вот что писал ученый: «Рассказ «Случайный выстрел» нацелен против применений математики в общественных науках вообще, а не только, так сказать, в условиях капитализма. Он по замыслу своему направлен против «математического дьявола», сующего свой нос в экономику и социологию. Но от малограмотности еще никогда не было пользы». ( «Неделя» №37, 1964).

Это бесспорно, хотя, может быть, и слишком резко.

Чтобы говорить о «предполагаемых общественных следствиях» развития науки, надо предвидеть будущие открытия. Было бы очень заманчиво получить сведения об этих открытиях в готовом виде. Но Ю. Борев, к сожалению, ошибается, полагая, что наука уже умеет прогнозировать будущее «внутри себя». Пока наука прогнозирует лишь самое ближайшее будущее, ограничиваясь развитием того, что есть, и отнюдь не предвидя принципиально новых открытий. Когда речь идет о дальнем прогнозировании, ученые сами прибегают к... фантазии. «Хотя в смысле точности это наименее надежный способ, — пишет советский футуролог И. Бестужев-Лада, — он может быть особенно полезен при составлении долгосрочных прогнозов на 50, 100 и более лет вперед. Не раз случалось, что долгосрочные предсказания фантастов оправдывались точнее, чем утверждения узких специалистов». ( «Техника — молодежи» №10, 1967, стр.13).

Облик будущего (если это не самое ближайшее будущее) в огромной степени зависит от еще не сделанных открытий. Чтобы 70-80 лет назад представить себе социальные проблемы середины XX века, нужно было предугадать появление автомобиля, авиации, атомной энергии, радио, телевидения, ракет. Нужно было увидеть принципиально новые ситуации — так называемый информационный взрыв, загрязнение и разрушение «натуральной» биосферы, цепную реакцию смены все новых и новых марок машин и т. д. Чтобы сейчас писать о социальных проблемах будущего, надо предвидеть еще не открытые ИКС-эффекты, еще не изобретенные ИГРЕК-машины, еще не возникшие ЗЕТ-ситуации.

Научная фантастика ограничивается предвидением ИКС-эффектов, ИГРЕК-машин, ЗЕТ-ситуаций.
СОЦИАЛЬНАЯ ФАНТАСТИКА РАССМАТРИВАЕТ ИХ СЛЕДСТВИЯ. НО ПРЕДВИДЕТЬ ЭТИ ИКСЫ, ИГРЕКИ И ЗЕТЫ НУЖНО В ОБОИХ СЛУЧАЯХ.

* * *

Несколько лет назад я приступил к своего рода переписи фантастических идей и ситуаций. Из фантастических произведений (а их на русском языке уже тысячи) выписывались и классифицировались все сколько-нибудь примечательные идеи. По мере того, как они накапливались, стали выявляться определенные закономерности. Ныне собрано и приведено в систему около двух тысяч фантастических идей и ситуаций. Работа еще далека от завершения (да и по самой своей сути она должна продолжаться постоянно), но уже видны некоторые характерные особенности.

Подробное изложение технологии фантастики выходит за рамки статьи. Я расскажу только об одном методе «производства» новых фантастических идей. Разумеется, он отнюдь не избавляет фантаста от необходимости самостоятельно думать, не исключает интуицию и озарение.

Если проследить развитие любой фантастической темы (космические полеты, связь с внеземными цивилизациями, путешествия на машине времени и т. д.), можно заметить, что существуют четыре резко отличающихся типа идей. Первый тип: один объект, дающий какой-то фантастический результат. Скажем, «Наутилус», позволяющий впервые проникнуть в глубины океана. Второй тип: много аналогичных объектов, дающих в совокупности уже совсем иной результат. Так, в романе А. Кларка «Большая глубина» действует целый флот субмарин, поддерживающий развитое подводное хозяйство. Третий тип: тот же результат достигается без объекта. Такова беляевская идея человека-амфибии. Человек проникает в подводный мир без всяких аппаратов. И четвертый тип: отпадает необходимость в данном результате.

Рассмотрим, например, популярную тему межзвездных перелетов. Один полет — это идея первого типа. Изюминка тут в новизне предприятия, в трудностях первопроходчества («Магелланово облако» С. Лема). Второй тип — развитая система межзвездных полетов, например, в «Пришельцах ниоткуда» Ф. Карсака. Далее. Тот же результат, но полученный без объекта, то есть без звездолетов. Полет «радиокопии» космонавта в повести В. Тендрякова «Путешествие длиной в век». Наконец, четвертый тип идей: вообще нет необходимости в межзвездных перелетах. Опыт Мвена Маса в «Туманности Андромеды» И. Ефремова.

Таким образом, по каждой теме возводятся четыре «этажа» идей. Чтобы быть точным, надо сказать, что на уровне каждого этажа может быть много «комнат», то есть независимых идей одного типа.

Теоретически фантастику можно представить в виде проспекта, застроенного красивыми четырехэтажными зданиями. Практически картина иная. «Проспект фантастики» застроен в один и в два этажа. Трехэтажные здания встречаются сравнительно редко. А четырехэтажных совсем мало. Но именно эта незавершенность и обнадеживает: ФАНТАСТИКА НЕ ИСЧЕРПАЛАСЬ, ОНА МОЖЕТ ПОДНЯТЬСЯ К НОВЫМ ИДЕЯМ, У НЕЕ ЕСТЬ ПРОСТОР ДЛЯ РОСТА.

Возьмем скромное здание «Космический скафандр». В первом этаже («один скафандр») есть несколько неплохих произведений, использующих идею изоляции человека от непригодных для жизни космических условий. Например, рассказ Р. Шекли «Земля, воздух, огонь и вода». Зато второй этаж («много скафандров») пуст. И это понятно: переход от «одного» к «много» в данном случае не открывает дополнительных литературных возможностей.

Здесь мы сталкиваемся с интересным явлением. Бесперспективный второй этаж зачастую отбивает желание подниматься выше. Между тем над вторым этажом — ЕСЛИ ПРЕОДОЛЕТЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ БАРЬЕР — ВПОЛНЕ МОЖНО ПРОДОЛЖАТЬ СТРОИТЕЛЬСТВО.

Третий этаж: «Тот же результат (изоляция от непригодных для жизни условий), но без скафандра».

Фантастика еще не добралась до этого этажа, хотя в нем уже обитает научная гипотеза (увы, так бывает нередко). Я имею в виду идею киборгизации человека, выдвинутую М. Клайнсом и Н. Клайни: организм перестраивается так, чтобы человек мог находиться в открытом космосе без скафандра.

Четвертый этаж: «Условия, при которых нет необходимости в данном результате». То есть условия, исключающие необходимость в изоляции. Человек находится в открытом космосе — без скафандра и без перестройки организма. Чтобы человек мог находиться в космосе без скафандра, нужна космическая атмосфера. Безвоздушное пространство должно перестать быть безвоздушным!

Есть проект американского физика Дайсона: «распылить» Юпитер и построить из полученного вещества сферическую оболочку вокруг Солнца. К сожалению, Дайсон не учел, что такая оболочка не сможет существовать: только в экваториальном ее поясе сила солнечного притяжения будет уравновешена центробежной силой вращения. Поэтому Г. Покровский предложил строить раковину — оболочку, состоящую из отдельных поясов, каждый из которых движется со своей скоростью.

Сфера Дайсона и раковина Покровского нужны, чтобы «поймать» все излучение Солнца и расширить «жилплощадь» цивилизации. Обе идеи выдвинуты учеными, но вряд ли могут претендовать даже на звание научно-фантастических. Взрыв Юпитера и распыление его вещества — это еще на грани фантастики. Но перенос распыленной материи ближе к Солнцу и «лепка» из нее оболочки диаметром с земную орбиту — задача, лежащая где-то за фантастикой.

А если распылить Юпитер и предоставить распыленное вещество самому себе! Оно соберется в гигантский диск шириной от орбиты Меркурия (более близкие частицы будут падать на Солнце) и до орбиты Плутона (более далекие частицы будут рассеиваться).

Отсутствие плотной среды — вот из-за чего требовались скафандры. Такой средой может быть наклоненный под некоторым углом к плоскости планетных орбит Большой Диск.

Сразу возникает возражение: даже если распыленное вещество будет иметь достаточную плотность, им нельзя будет дышать. Еще один психологический барьер... Пусть Диск будет некислородным! Важно другое: вместо пустоты за бортом корабля будут неисчерпаемые запасы вещества. Можно «отсеять» кислород. К тому же вещество Большого Диска может быть использовано в качестве топлива... и как опора для самолетных крыльев.

Вот он, неожиданный поворот идеи: Диск дает опору крыльям!

Пустая космическая бездна разделяла планеты. При любой самой совершенной технике полетов планеты были разрознены, перелеты доступны лишь ничтожной части человечества. Большой Диск превратит планеты в порты на берегу общего океана. Принципиально упростится техника полетов, неизмеримо возрастут количество и разнообразие кораблей. Космос станет живым, общедоступным — как сейчас моря и океаны. Впрочем, к чему научно-технические рассуждения! Как фантастическая идея Диск бесспорно годится. Намного важнее открывающиеся тут ЛИТЕРАТУРНЫЕ возможности.

Написано великое множество произведений так или иначе связанных с космическими полетами. И всегда за бортом корабля были черная пустота и безмолвие, нарушаемое лишь стандартным постукиванием метеоритов. Теперь мы получаем возможность показать живой космос! В Диск могут быть перенесены все атмосферные явления, увеличенные в миллион раз, ставшие космическими по масштабам — и потому новыми. Буря в Диске. Радуга в Диске. Бесконечная игра света...

* * *

Фантастика — очень сложный мир, в котором по определенным законам рождаются новые идеи, вступают во взаимодействие со старыми, претерпевают удивительные превращения, иногда излучают ослепительный свет, а иногда остаются тусклыми. И сам этот мир, в котором движутся идеи, постоянно меняется по каким-то своим законам.

Трудно исследовать столь сложный мир. Но если мы хотим, чтобы Золушка скорее стала принцессой, нужно перейти от общих разговоров к конкретному исследованию глубинных процессов в фантастике.